Польша на карте: тема Центральной Европы, географическая ментальность и медийный автопортрет страны/Poland on the map: theme of Central Europe, the geographic mentality and media self-portrait of the country

Введение

«Очертания Центральной Европы существенно меняются в зависимости от географического положения рассуждающего о ней» [Миллер 2001: 29]

Для последующих рассуждений, автору необходимо ввести ряд понятий, помогающих понять основные идеи данного исследования.

«Ягеллонская идея» – это вновь напомнившая о себе в последние десятилетия (с приходом к власти партии правого толка «Право и справедливость») польская концепция, объясняющая необходимость развития восточного направления внешней политики в сторону Украины, Белоруссии и Литвы (на территориях первой Речи Посполитой).

«Ягеллонская идея» (название связано с правлением династии Ягеллонов 1385-1572) подразумевает распространение польского влияния на территории, зависевшие от польской короны еще в средние века. В практическом смысле на сегодняшний день эта идея предполагает помощь бывшим советским республикам в «европеизации» и возвращении в сферу влияния Запада. Свою миссию в этом процессе Польша мыслит как цивилизаторскую и, таким образом, стремится к культурной и политической гегемонии в регионе.

В дискуссиях о концепции «Центральной Европы» и исторической роли Польши в её осмыслении (т.н. «Ягеллонская версия») автор статьи опирался на работы как отечественных, так и зарубежных исследователей. Среди российских учёных особый интерес автора вызвали труды доктора исторических наук, руководителя Отдела исследований Центральной и Восточной Европы РАН Любови Шишелиной и доктора исторических наук, профессора Европейского университета Алексея Миллера. В статье «Возрождение Центральной Европы» Шишелина справедливо отмечает, что идею Центральной Европы можно сравнить с общеевропейским и мировым пульсом, так как она с завидным постоянством актуализируется в канун важных геополитических преобразований и на фоне, связанных с ними стремлений крупных политических игроков «закрепить или изменить status quo» [Шишелина 2019: 12].

Среди иностранных исследователей автор обратил внимание на работы британских, польских и украинских учёных и публицистов, в разное время изучавших и освещавших проблемы региона ЦВЕ. Так, ещё на волне польской трансформации в 1989 г. британский историк Тони Джадт отмечал, что в оценке Запада Польша видит не только «пункт назначения», но и опору своей «восточной миссии» [Judt 1990: 47].

Изучая ход научных, политических, социальных и медийных дискуссий о границах региона ЦЕ, автор, прежде всего, ставил перед собой цель охарактеризовать связь трансформации понятийного аппарата и медийных образов с качественными изменения в польском обществе. К основным задачам исследования следует отнести необходимость:

1. дать теоретичное обоснование популярности «Ягеллонской идеи» как таковой и «Ягеллонской версии» ЦЕ в польской политической повестке;
2. изучить текущие политические процессы в странах ЦВЕ и охарактеризовать механизмы польской дипломатии в отношении региональных партнеров;
3. типологизировать оценочные реакции СМИ различной политической направленности в вопросе о месте и роли Польши в Европе за 2019-2021 годы.

Для анализа темы была осуществлена выборка материалов из нескольких наиболее крупных в своей категории массмедиа по тиражам, охвату аудитории и числу уникальных пользователей (для интернет-порталов), а также были привлечены менее известные, но отметившиеся интересными публикациями издания. Все выбранные СМИ были сгруппированы в зависимости от их политической направленности: либеральные, консервативные и правые. В каждой группе СМИ были был проведен их контент-анализ и отобраны наиболее яркие публикации, связанные с интерпретацией «Ягеллонской идеи», анализом региональной политики Польши и взаимодействия страны с соседними государствами и наднациональными структурами. В работе была проанализирована риторика, используемая в конкретных материалах СМИ по отношению к Украине, Белоруссии, странам Прибалтики, России, Германии, ЕС и НАТО, региональным объединениям в ЦВЕ (членом которых является Польша), а также по отношению к политическим партиям и социальным движениям внутри страны.

Таким образом, среди польской прессы в качестве иллюстрации информационной политики были проанализированы следующие издания: Gazeta Wyborcza, Tygodnik Powszechny – либеральные, Rzeczpospolita – консервативная, Gazeta Polska и Gazeta Polska Codziennie – правые.

Период контент-анализа материалов составил два года (2019-2020) с точечным включением в процессе работы медийных продуктов конца 2018 и начала 2021 года. Поисковый запрос по каждому из выбранных СМИ формировался на основе ключевых слов и выражений, прямо или косвенно относящихся к теме исследования. Для анализа рынка массмедиа были преимущественно использованы материалы портала Wirtualne Media – польского медиаметра.

В основу исследования легла теория интерпретивизма, так как эмпирическую базу работы сформировали авторские материалы польских журналистов и их иностранных коллег. Для организации исследования и анализа медиадискурса по заданной проблематике был применён структурно-функциональный метод.

В работе автор опирался также на метод дискурс-анализа (дискурс-рамка: влияние Польши в регионе ЦВЕ). Не менее важны для текущего исследования оказались структурный и стилистический анализы медиатекстов в их соотношении с направленностью конкретного издания.

Восток и Запад Европы

Еще на V и VI Всемирных конгрессах историков (Брюссель, 1923; Осло, 1928) польский ученый Оскар Халецкий озвучивал вопрос о цивилизационных различиях между западной и восточной частями европейского пространства, называемого Восточной Европой [Halecki 1937]. Посетив Нью-Йорк, Халецкий в 1943 г. опубликовал статью «Восточная часть Центральной Европы в послевоенном устройстве», а спустя год – статью «Историческая роль Центрально-Восточной Европы» в престижном издании The annals of the American academy of political and social science. Так, во многом благодаря ученым из Центральной Европы (О. Халецкий, О. Яси, Р. Канн) за океаном началось активное изучение империи Габсбургов, а понятие «Центральная Европа» закрепилось в англосаксонском мире. Однако на Западе в те годы интерпретация Центральной Европы связывалась преимущественно с германоцентричной идеей Mitteleuropa. Прусское видение Mitteleuropa было пангерманистской имперской идеей, которая позже была принята в измененной форме национал-социалистами. По этой причине, после Второй мировой войны сама идея оказалась полностью дискредитирована нацистами и перестала как-либо развиваться в учёных кругах.

Миллер, размышляя о развитии темы Центральной Европы, высказывает важную мысль о традиционной полукомуникации, присущей европейским народам при движении с запада на восток: «Покровительственное, порой снисходительное отношение, так часто раздражающее людей из Праги, Варшавы или Будапешта в их общении с людьми из Парижа или Вены, совсем нетрудно отыскать в их собственном отношении к людям из Москвы или Киева. Модель полукоммуникации воспроизводится порой с точностью до мельчайших деталей» [Миллер 2001: 23].

Говоря о самоопределении стран к востоку от Германии, автор не может обойти стороной резонансную статью Милана Кундеры «Трагедия Центральной Европы», опубликованную в 1984 г. в New York Times и перепечатанную в немецкой газете Die Zeit, французской Le Monde и английском журнале Granta. Текст статьи представляет собой прямое послание Западу, в котором автор обвиняет его в предательстве, в передаче своей части – Центральной Европы в руки Сталину: «Три мудреца в Ялте разделили ее надвое и приговорили к смерти. Им было все равно, что станет с великой культурой» [Kundera 1984]. Чешский писатель утверждал, что именно в Центральной Европе билось сердце всей европейской культуры, что долг Запада – вмешаться, защитить ЦЕ от советско-русского коммунизма [Кундера считал не просто СССР, но Россию главным внешним врагом, которому чужды общеевропейские ценности – М. М.] и сделать это не только из чувства вины, но и для своего блага, потому что лишь «воссоединившись со своей похищенной частью», Запад вновь сможет обрести свою целостность [Миллер 2001: 23].

Непримиримая позиция чешского публициста подарила Западу еще один лозунг для борьбы с коммунизмом и внешнеполитическими притязаниями Москвы. Риторика Кундеры опиралась на яркую антитезу, доказывая «западность» ЦЕ через описание принципиальных отличий от России, а принадлежность к Центральной Европе определялась через мотивы «жертвенности» и «сопротивления». В трагедии ЦЕ автор безоговорочно обвинил две стороны – Россию и Запад: первую – за деструктивную и агрессивную политику, второй – за бездействие и малодушие.

В современной Польше (по сути олицетворяющей комплексы ЦЕ, описанные Кундерой) внешнеполитический вектор напоминает об исторической обиде на крупных соседей, определяя стремление к региональным объединениям (Вишеградская четвёрка, Инициатива трёх морей) в противовес влиянию Германии с запада и поддержку Украины, Белоруссии и Литвы в противовес влиянию России с востока.

Из-за своего антисоветского характера статьи Кундеры не получили отклика в СССР, а неприкрытая русофобия лишила их популярности даже в самиздате, и только русская интеллигенция за рубежом вступила в полемику с чрезмерно эмоциональным автором. Особый интерес представляет ответное замечание Иосифа Бродского, что «многие его [Кундеры – М. М.] братья – восточноевропейцы стали жертвами геополитической истины, придуманной на Западе, а именно концепции деления Европы на Восток и Запад». Бродский не без оснований упрекает чешского писателя в его претензиях на культурное превосходство, которые «совсем не предотвращают стремления на тот Запад, над которым Кундера это превосходство якобы ощущает… То есть он стремится именно в тот культурный климат, который породил эти предательства и который он критикует» [Brodsky 1985].

Бродский без обиняков ответил Кундере и всем его идейным соратникам, что в рассуждении о центральноевропейской исключительности очевидно стремление говорящего отнести свою страну непосредственно к Западу. Идеализация западного мира и его «сердца» – Центральной Европы лежит в основе Кундеровского пафоса, в чём Бродский находит главное обоснование такой желанной оппозиции: мы – Запад, цивилизация, просвещение и демократия, они – Восток, варварство, заблуждения и деспотия. Примечательна финальная фраза Бродского, которую Миллер определяет как программу для нового замечательного исторического исследования: «Вторая мировая война была гражданской войной европейской цивилизации» [Миллер 2001: 25].

Терминологические ловушки

Научные и бытовые споры о границах региона велись много лет к ряду и ведутся по сей день. Чтобы избежать терминологической путаницы, автор примет за точку отсчета события столетней давности, кардинально перекроившие карту Европы. Центральная Европа в современном понимании родилась в 1918 году, когда на руинах двух империй реализовался «план Вильсона», запустивший, по определению Шишелиной, «череду трагических экспериментов с границами и национальным вопросом» [Шишелина 2019: 17], которые удерживают напряженность в регионе и по сей день. Сто лет народы, проживающие между Германией и Россией, по образному сравнению Милана Кундеры, «обреченно ожидали в коридоре своей судьбы», пока новое тысячелетие и возвращение в лоно «европейских» стран [формальной датой завершения этого процесса можно считать вступление Польши и ряда стран ЦВЕ в ЕС в 2004 г. – М. М.] не позволило им наконец покинуть коридор ожидания и «ворваться в зал заседаний “больших”, смешивая их карты и нарушая их планы» [Шишелина 2019: 17].

В русском языке термин «Центральная Европа» возник сравнительно недавно. В этом и смежных понятиях (Средняя Европа, Центрально-Восточная Европа) в текстах преимущественно западных историков [на русский язык понятия переводились, а не создавались на нём – М. М.] анализировались исторические и политические концепции, а не высчитывался геометрический центр Европы. Здесь Миллер справедливо замечает, что в процессе заимствования значимые различия, между терминами, например, немецким Mitteleuropa и англосаксонским Central Еurope, терялись где-то по дороге [Миллер 2001: 19].

Термин «Центрально-Восточная» или «Восточно-Центральная» Европа в отечественной традиции чаще всего приводит к недоразумениям. В оригинале (с англ. East-Central Europe) он определяет восточную часть Центральной Европы, но в России его чаще ошибочно трактуют как объединение Восточной и Центральной Европы. Изначально этот термин был призван отграничить восточную часть Центральной Европы от Германии и Австрии, воспринимавшихся как западные части ЦЕ. Впоследствии в нем обозначилась та часть ЦЕ, которая после Второй мировой войны попадала под контроль Москвы [следуя этой логике к Восточно-Центральной Европе нередко относили и ГДР – М. М.]. Совершенно противоположно была направлена логика ученых и публицистов, смотрящих на Центральную Европу с востока. Для них уже не восточно-, а центрально-«европейскость» выступила определяющим вектором принадлежности к ЦВЕ.

Принимая во внимание вариативность понятия ЦЕ, где одноименные концепции порой противоречат друг другу по смыслу, автор склонен опираться на важное замечание Миллера о том, что правильнее будет говорить «не о понятии “Центральная Европа”, но о теме Центральной Европы по аналогии с музыкальной темой, которую можно подвергать бесконечным вариациям» [Миллер 2001: 19]. В заключение своих замечаний о понятийном хаосе, Миллер напоминает, что в отличие от историков, политологи практически единодушны во мнении, что автономного политического субъекта под названием Центральная Европа не существует. Однако трудно оспорить тот факт, что Центральная Европа около двух столетий существует как идеологический феномен и находится в постоянном переосмыслении.

Именно вариативностью темы ловко пользовались и пользуются европейские политики и журналисты, конструируя в массовом сознании образ «европейца» и «не-европейца», «исконных» и «навязанных» ценностей, «своего» и «чужого». В риторике польских СМИ именно манипуляции с «центральноевропейскостью» зачастую снабжают политические программы новыми смыслами.

Корни современной повестки проще всего отыскать в середине 1980-х, когда тема ЦЕ громко зазвучала в Польше и других странах Варшавского договора на фоне крепнувших в них революционных тенденций и начала перестройки в СССР. В то время региональный вопрос, тесно переплетавшийся с вопросом культурных автономий, национальных меньшинств, политической независимости от СССР, ликвидации железного занавеса и, наконец, реконструкции культурно-исторического единства на пространстве между двумя полюсами [где восточная граница всегда – Россия, а западная – Атлантический океан или шире, с включением США – М. М.] стоял особенно остро [Шишелина 2019].

Среди преобладающих подходов к интерпретации ЦЕ автор может выделить два направления. Первое предлагает видеть в странах к востоку от Австрии и Германии уже упомянутый восток Центральной Европы (Восточно-Центральная Европа), второе – считать всё пространство бывшей Австро-Венгрии Центральной Европой. Так, после распада Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) приверженцы второго подхода с легкостью применили этот термин – Центральная Европа для наименования всех постсоциалистических европейских стран. Последняя концепция закономерно обрела значительно больше сторонников, так как в новых реалиях второй половины ХХ века ФРГ, а затем и вся Германия в массовом сознании стали относиться к Западной Европе.

Вопрос о границе новой Центральной Европы и, как отмечает Шишелина, вопрос о потенциальной возможности пространства между Западной Европой и СССР сформировать себя в этой роли повлёк за собой появление ряда региональных инициатив. Центрально-Европейская инициатива (ЦЕИ), изначально повторяющая в своих очертаниях силуэт Австро-Венгрии, сегодня измеряется семнадцатью государствами, значительно расширяющими её первоначальный облик. Изначальной целью ЦЕИ была попытка уравновесить влияние Германии на континенте, однако структура быстро превратилась в довольно формальную трибуну, чтобы обладать реальным влиянием.

Вышеградская четвёрка (V4) стала куда более перспективной и удачливой структурой на пространстве ЦЕ. Ее появлению, как и ЦЕИ, способствовали крах ОВД и СЭВ, а также активная поддержка США.

Сегодня вряд ли кто-то усомнится в принадлежности стран V4 к Центральной Европе, а понятие «Восточная Европа» всё чаще применяется к странам – объектам программы Восточного партнерства, где центром Восточной Европы мало-помалу начинает восприниматься … Украина [Шишелина 2019].

«Ягеллонская версия» Центральной Европы

Среди всех современных интерпретаций ЦЕ, именно «Ягеллонская (польская) версия» активно обнаруживает себя в политической повестке. Ощущая себя сегодня полноправной западной структурой и влиятельным центром региона, Польша «тянет» руку помощи на восток в сторону Литвы, Белоруссии и Украины под знаменем традиционной борьбы с Московской агрессией и долгожданной европеизации. В развитии Ягеллонской идеи главный исторический аргумент – это влияние Речи Посполитой на ментальность входящих в её состав народов и определение их исконной принадлежности ЦЕ. Время вхождения Литвы, Украины и Белоруссии в состав Речи Посполитой хрестоматийно описывается как период, определивший «подлинное лицо» названных стран, а события в регионе, происходившие после разделов Речи Посполитой трактуются как искажение этой сущности [Миллер 2001: 30].

Однако мотивы этой темы звучали и несколькими десятилетиями ранее. Например, Р. Шпорлюк, профессор Украинского института в Гарварде, ещё в 1982 году писал, что «западные народы СССР принадлежат Центральной Европе» [Sporluk 1982: 30]. Правда на тот момент подобные рассуждения интересовали преимущественно самих украинцев и не были предметом всеобщих дебатов. Однако уже в 90-е годы тема начала активно разрабатываться историками, политиками и публицистами из ЦЕ. Так, была даже создана федерация институтов Восточно-Центральной Европы в польском городе Люблине, куда, согласно уставу, могли входить только научные учреждения из стран региона (Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Украины, Литвы и Белоруссии), без участия Германии и тем более – России. Ведущая роль в федерации с Люблинским центром отводилась Польше, а участие чешских и венгерских историков сводилось к минимуму и развязывало руки в пропаганде непосредственно «Ягеллонской версии» ЦЕ. 

Упаковывая старый польский миф в новую, «центральноевропейскую» оболочку, Польша увеличивает свои шансы на успех по нескольким причинам:

1. Бренд «центральноевропейскости» маскирует «польскость» этих идей, которая сама по себе служит неудачной экспортной маркой для восточных соседей (достаточно вспомнить кровавые конфликты в Западной Украине и обиду на попытки насильственной ассимиляции жителей пограничных регионов).
2. Отрицание возможности России стать частью (даже Восточной) Европы и акцент на деструктивном характере любой внешней политики РФ.
3. Отказ от деления на «восток» и «запад», предполагающий внешнее равноправие политических субъектов.

Так, в «Ягеллонской» Центральной Европе Польша становится флагманом, обещая выступать адвокатом Украины, Белоруссии и Литвы в западных структурах и даже заявляя о своём стремлении определять восточную политику ЕС и НАТО. В то же время нескрываемое предпочтение США в качестве основного западного союзника, объясняется идеологической поддержкой политической элиты «заокеанского друга» польских региональных амбиций (расширение контингента НАТО, строительство военной базы – форт «Трамп», двусторонние договоры в области энергетики и т.д.), к которым Брюссель зачастую относится настороженно или пренебрежительно (судебные процессы над Польшей в Гааге за врубку лесов в Беловежской пуще, осуждение за нарушение правил общей миграционной политики ЕС, критика лозунгов и действий правого польского правительства и т.д.).

Несмотря на нескрываемую проамериканскость польских элит, вообразить конфликты между Польшей и ЕС в 90-х и начале 2000-х годов было непросто. Тогда польское руководство представляло НАТО и ЕС как две комплементарные структуры. Изначальный приоритет отводился НАТО во многом благодаря вопросам безопасности «новой» Польши. Это объяснялось не только более развитым военным потенциалом США, но и более привлекательной исторической ролью, которую сыграли Соединенные Штаты в истории Польши в ХХ веке [Кольцова 2009: 45]. Например, польский историк Л. Кулеса так описывает основу эмоциональных склонностей современной Польши: «По сравнению с США Европа имеет в истории главным образом неприглядный вид: она потакала Гитлеру, равнодушно взирала на сталинский режим, а в 1939 г. бросила Польшу на произвол судьбы. Сближение с США кажется более надежной гарантией обеспечения безопасности…» [Кулеса 2007: 93].

Важно и то, что, возлагая на себя полномочия форпоста США в Европе, Польша надеялась обеспечить себе возможность говорить со старыми членами ЕС на равных, так и утвердить своё лидерство среди других, таких же «новых» стран региона, настроенных столь же «провашингтонски» и в меру «антибрюссельски». Кроме того, дружба с США означала бы защиту не только от России, но и от Германии, исторические фобии относительно которой по-прежнему остаются сильны в польском обществе несмотря на многопрофильное сотрудничество с западным соседом сегодня.

Обобщая специфику польской версии Центральной Европы, еще раз отметим, что она не только камуфлирует «польскость» определенных идей, но и придает им органичное «общеевропейское» звучание.

Медийный аккомпанемент

Консервативные медиа в исследовании были представлены крупной (средний ежедневный тираж на 2015 г. составляет ~63 тыс. экземпляров) газеты Rzeczpospolita («Речь Посполитая»). В Польше такое направление политической мысли называется республиканским (вероятно, из-за ассоциаций с американской партией республиканцев, близкой изданию по духу).

Однако было бы ошибкой считать крупнейшее консервативное издание органом правящей партии ПиС или рупором крайне правых националистических сил в стране. С момента прихода ПиС к власти в 2015 г. издание осторожно, но всё же критикует правое правительство, а во внешней политике выступает за прагматизм, который должен заменить эмоции, овладевшие почти всеми политическими силами в стране. Эти особенности во многом связаны с редакционной политикой издания, входящего в разряд качественной прессы Польши.

Gazeta Wyborcza («Газета Выборча») считается негласным лидером либеральной прессы в Польше и зачастую смотрит на внешние связи страны через призму своего отношения к действующей власти. Редакция газеты и приглашённые эксперты, в отличие от другого гиганта – «Речи Посполитой», выступают с открытой критикой ПиС и зачастую негативно оценивают все внешнеполитические инициативы правящей партии.

«Газета Выборча» была основана как печатный орган Гражданского комитета «Солидарность» перед выборами в Польше в 1989 году, но продолжила работу как самостоятельное издание. В память о «корнях» газета по сей день выходит под слоганом «Нет свободы без солидарности» («Nie ma wolności bez solidarności»), а пост главного редактора газеты по-прежнему занимает знаменитый польский диссидент Адам Михник (Adam Michnik), возглавлявший газету с первых дней.

 Издания с правым уклоном, не достигая тиражей «Газеты Выборчей» или «Речи Посполитой», тем не менее, нередко выступают рупором правящей партии. Однако журналисты и эксперты в этих изданиях часто оказываются значительно более жесткими и последовательными в своей правой и даже националистической риторике, чем политики ПиС.

Показательными оказались публикации ежедневного издания Gazeta Polska Codziennie («Ежедневная польская газета») и еженедельника Gazeta Polska («Польская газета») Примечательно, что в декабре 2016 г. в то время как большинство массмедиа в стране выступило с поддержкой протестов против запрета на работу журналистов в здании сейма, так называемые «Клубы Газеты Польской» организовали митинг возле президентского дворца в поддержку правящей партии.

«Польская газета» была основана в 1993 году как общественно-политическое издание, делавшее акцент на реализации польских экономических и политических интересов на международной арене и защите католических ценностей. «Польская газета» всегда отличалась резкой критикой политики ЕС и партии «Гражданская платформа», находившейся у власти в 2007-2015 гг.

Проанализировав публикации в этих СМИ, автор пришёл к выводу, что политическая направленность издания прямо определяет отношение журналистов и приглашённых экспертов к действующей власти, но не так очевидно влияет на оценки «Ягеллонской идеи».

Так, среди 50 аналитических материалов, проанализированных в каждой из трёх групп (итого: 150 авторских статей) автор обнаружил следующее соотношение (Таблица 1):

1. В либеральных СМИ 49 из 50 материалов (98%) обнаруживают критику правящей партии и основных принципов «Ягеллонской идеи» (расширение польского влияния на восток).
2. В правых СМИ, напротив, 47 из 50 (94%) материалов одобряюще высказываются о действиях польского правительства и/или поощряют программу «Ягеллонской идеи».
3. В консервативных изданиях в 39 из 50 (78%) статей журналисты прямо или косвенно выразили поддержку текущему политическому курсу Польши, но только в 30 из 50 (60%) материалах прозвучали позитивные оценки реализации восточного вектора польской политики.

Таблица 1

Разделив публикации на подгруппы по ключевым темам (отношение к России, Украине, Белоруссии, ЕС, НАТО, региональным объединениям ЦВЕ, США и Германии), автор смог провести не только количественный, но и качественный анализ польской прессы, чьё отношение к «Ягеллонской идеи» зачастую выражается через оценку текущих отношений и перспектив развития сотрудничества с восточными соседями, политическими союзниками и противниками, наднациональными структурами.

Так, правые массмедиа, на примере популярной «Польской газеты», оценили США и лично Дональда Трампа как главных друзей Польши. Именно они и их публика являются главными энтузиастами Ягеллонской идеи, именно они связывают региональные проекты в ЦВЕ непосредственно с ней, а потому возлагают на неё большие надежды. В правых СМИ распространено критическое восприятие ЕС и откровенно враждебное отношение к Германии: идея о тайном союзе Москвы и Берлина, направленном против Польши, регулярно встречается на страницах правых газет. Правые медиа активно поддерживают внешнеполитический курс нынешнего польского правительства, а оппозиционеров-либералов называют «прислужниками» немцев или русских.

В группе либеральных медиа, автор наблюдал дружественную риторику в отношении США, НАТО и ЕС. На страницах «Газеты Выборчей», флагмана либеральных СМИ, было широко представлено мнение о том, что именно международные организации – НАТО и ЕС, должны быть ключевыми внешнеполитическими партнерами Польши, а не отдельные страны. К региональным объединениям либеральная пресса относится настороженно и холодно, что, несомненно, связано с активной ролью, которую играет в их продвижении правое правительство Польши, критика которого занимает центральное место в публикациях «Газеты Выборчей». Популярная в правых кругах «Ягеллонская идея» в либеральной прессе была представлена продуктом недальновидной и рискованной политики ПиС и подвергалась многосторонней критике. Внутриполитическая борьба («польско-польская война») сильно сказалась на освещении внешней политики Польши: в либеральных СМИ последовательно осуждалось всё, что было так или иначе связано с правыми и с правительством ПиС, а всё, что было связано с деятельностью польских левых и партии ГП, напротив, всячески поощрялось и интерпретировалось как прогрессивное и европейское [Лыкошина 2011].

Особое место занял Калининградский вопрос, освещение которого в публикациях «Газеты Выборчей» в России было воспринято как пропаганда экспансии Польши и считано аудиторией как оправдание Ягеллонской идеи. Принимая во внимание, что продажи «Газеты Выборчей» (в том числе и подписки на интернет-версию издания) стремительно падают последние два года, ставя антирекорды среди польской прессы, автор делает вывод о том, что в польском обществе либеральные ценности и примирительная риторика снова теряют популярность, создавая условия для развития «Ягеллонской» темы более «удачливыми» конкурентами (Таблица 2). Тем не менее, рейтинг доверия к интернет-версии «Газеты Выборчей» по-прежнему высок: 58% против 23% аудитории считают издание надёжным (Рисунок 1).

Таблица 2

Изменение количества продаж печатных и электронных копий газет за 2019-2021 гг.

*по данным портала Wirtualne Media, февраль 2021.

Консервативные массмедиа в условиях острой политической борьбы оказались в стороне от обоих враждующих лагерей и больше других старались сохранить беспристрастный взгляд на внешнюю политику Польшу. Эта позиция оказалась самой выигрышной, о чём свидетельствуют минимальные потери продаж ведущего консервативного издания «Речь Посполитая» на фоне ощутимого падения продаж печатных и электронных копий «Польской газеты» и «Газеты Выборчей» за 2019-2021 гг. (Таблица 2).

С одной стороны, консервативные медиа на протяжении долгого времени составляли и продолжают составлять конкуренцию либеральным СМИ, отличаясь при этом умеренными, но все же правыми взглядами. С другой стороны, они явно отмежевались от крайне правых, позволяя себе критику внешнеполитического курса ПиС. В консервативной прессе США, как правило, представлены как главный союзник Польши, ЕС также позиционируется как один из главных союзников и гарантов безопасности страны, который, однако, переживает не лучшие времена. Такой же взвешенный и деловой тон в консервативных медиа распространен по отношению к региональным объединениям, в которых участвует Варшава. А вот какого-либо чёткого баланса мнений в отношении к Ягеллонской идеи в материалах «Речи Посполитой», крупнейшего консервативного издания, автору выделить не удалось. Выступая с позиций, что всё, что приносит выгоду польскому государству – это хорошо, «Речь Посполитая» благосклонно отнеслась к возможности усиления польского влияния в Белоруссии и Украине для получения общей выгоды.

Рис. 1. Рейтинг доверия к СМИ в интернете.

*По данным портала Wirtualne Media, июнь 2020.

Таким образом, при одинаково положительном отношении всех основных польских массмедиа к США и одинаково враждебном восприятии России маркерами политической направленности медиа в Польше служат отношение к ЕС, Германии, региональным инициативам и непосредственно к «Ягеллонской идее» или «Ягеллонской версии» ЦЕ.

Заключение

Проанализировав публикации польских медиа, активно высказывающихся о ключевых политических событиях в Белоруссии и Украине 2019-2020, автор отметил, что Польша заинтересована в возвращении этих территорий в сферу влияния Запада и в сугубо прагматичных целях: её желание отодвинуть восточную границу НАТО и ЕС и избавиться от неудобного положения пограничья удачно координируется со стратегией влиятельного «центра». Призывая мобилизовать ресурсы ЕС и НАТО для «возвращения» в европейское лоно восточных соседей, Польша опирается на эмоционально притягательную идею «общеевропейскости», или ещё точнее – «центральноевропейскости». Таким образом, имидж «конституирующего иного» по-прежнему останется приписан России, а региональные союзники Польши получают реальную возможность окончательно утвердить себя в качестве полноправных членов Европы. На контрасте с потенциальными членами ЕС, призванными сменить их на посту «младших», будущие «старшие» зачастую относятся к ним с пренебрежительной снисходительностью (стоит вспомнить здесь про типичную модель полукоммуникации Миллера – М. М.).

Так, попытки развить тему Центральной Европы для идеологического обеспечения текущей внешней политики продолжаются как в Польше, так и регионе в целом. Как и прежде, отмечает Миллер, их триумф или провал будет зависеть от того, «насколько влиятельными окажутся западные политики, которые попытаются в очередной раз воспользоваться риторическими талантами теперь уже бывших диссидентов» [Миллер 2001:32].

Литература

1. Wirtualne Media. [электронный ресурс] URL: https://www.wirtualnemedia.pl
2. Кольцова Е. Г. Геополитическая мотивация вступления Польши в НАТО и Европейский Союз // Известия РГПУ им. А.И. Герцена. 2009. №118.
3. Кулеса Л. Досье по системе противоракетной обороны. Польская перспектива // Журнал Польского института международных дел, 2007. №2.
4. Лыкошина Л. С. «Польско-польская война» начала ХХI века // РСМ, 2011. №4.
5. Миллер А. И. Тема Центральной Европы: история, современные дискурсы и место в них России // Политическая наука, 2001. С. 18-33.
6. Шишелина Л. Возрождение Центральной Европы // Вишеградская Европа. Центральноевропейский журнал, 2019. С. 6-22.
7. Brodsky J. Why Milan Kundera Is Wrong About Dostoevsky? // The New York Times from 17.02.1985.
8. Halecki O. Idea jagiellońska // Kwartalnik Historyczny, 1937. №1-2. S. 486-510.
9. Judt T. The rediscovery of Central Europe // Daedalus — Boston, 1990. – vol. 119. №1.
10. Kundera M. The Tragedy of Central Europe // The New York Review of Books, 26 April 1984.
11. Sporluk R. Defining “Central Europe”: Power, politics and culture // Cross Currents. A Yearbook of Central European culture. – Los Angeles, 1982. №1.