Представления об образе вождя в интеллектуальной культуре Германии и СССР 1933-1941 годах / Ideas about the image of the leader in the intellectual culture of Germany and the USSR in 1933-1941

• 1. Германия

Стоит сразу отметить, что и немецкая и советская политическая культура того времени лишь недавно перестали быть монархическими. Представление о том, что должен быть монарх, но только «настоящий», «из народа», были свойственны мыслящей интеллигенции и нацистской Германии, и советской России. Фигуры традиционных монархов (Вильгельма II и Николая II) воспринимались слабыми, растерявшими свой авторитет, оторванными от подлинного народа. В Гитлере и Сталине видели не просто вождей, а монархов нового духа.

В Германии такого рода «легитимацию» произвели мыслители консервативной революции. Парадоксально, но большинство из них разочаровалось в самом Гитлере, увидев в национал-социализме жалкую пародию на свои идеи. Так, например, один из основателей консервативной революции как интеллектуального движения, Артур Мёллер ванн ден Брук писал о том, что «нужен прежде всего народный вождь, принадлежит ли он к демократическому или аристократическому типу, типу Мария или Суллы – это вопрос второстепенный» [1,194].  Но про Гитлера он сказал, что «этот парень никогда не поймет, что нужно Германии» [1,385].

Другой деятель консервативной революции, Эрнст Юнгер считал, что «отдельный человек обладает смыслом и ценностью только в силу соотнесенности с высшей, надличной ценностью» [1,195]. И вождь был первым, ровно в той степени, насколько он не был связан с земными интересами. В Гитлере Юнгер видел такого вождя и даже вручил тому свою книгу «Огонь и кровь» с характерной надписью «Национальному вождю Адольфу Гитлеру – Эрнст Юнгер!». Но затем он быстро разочаруется в Гитлере, увидев в национал-социализме продвижение интересов немецкой буржуазии [1,385-387].

Жестокой иронией судьбы в этом контексте выглядит судьба Эдгара Юлиуса Юнга. Он был одним из немногих деятелей консервативной революции, который хотел выявить преемственность консерватизма и национал-социализма, но был убит режимом в 1934 году [1,389].  В своих исследованиях, Э.Ю. Юнг подчеркивал связь немецкого государства с христианством, с его мессианской идеей. И вождь в таком контексте, выступал проповедником божественной воли, пророком и мессией [1,198]. Мы рискнем предположить почему идеи Юнга о том, что рейх «будет германо-христианским или никаким», не нашли отклика у нацистских идеологов.

На исходе Второй Мировой войны великий русский мыслитель С.Н. Булгаков пишет фундаментальную статью «Расизм и христианство», где полемизирует с одним из главных идеологов Третьего рейха, Адольфом Розенбергом. Сергий Булгаков не приемлет и мысли о том, что национал-социализм является «очищенным от еврейства христианством». Еще не было известно о массовых преступлениях нацистского режима, союзники не открыли правды о концентрационных лагерях и жестоких расправах, но Сергий Булгаков уже выводил это из той концепции крови и расизма, что лежали в основе нацизма. Нация стала земным Богом, золотым тельцом, которому все приносилось в жертву. И внешние атрибуты христианской религии только помогали придавать этому легитимность [3,12-46].

И, тем не менее, сложно отрицать тот факт, что консервативная революция во многом подготовила приход национал-социалистов к власти, сделав его легитимным в глазах немецкого общества. Многие образы и смыслы национального вождя, разрабатываемые интеллектуалами, будут взяты на вооружение немецкой пропагандой и найдут свое отражение в искусстве. Монархический элемент станет основой для нацистского вождизма. Но, забегая вперед, скажем, что полностью не отрицался и второй элемент вождизма – революционный.

Мы уже говорили, что большинство символики национал-социалистического движения появилось в подражание коммунистам. Заимствование происходило и на уровне смысла.  Ноябрьская революция, проведенная во многом в социалистическом духе, объявлялась ложной, не отвечающей национальным интересам. Свой приход к власти нацисты объявляли истинной национальной революцией. На этом революционная риторика ограничивалась, но даже это вызывало резкую критику у такого мыслителя как Эрнста Никиша.

Он  интересен тем, что начинал как консерватор и националист, но с приходом нацистов к власти, перешел на левые позиции и стал критиковать режим с точки зрения построения социализма. В его лице мы можем видеть уникальный пример немецкого национал-большевизма. И он же пишет работу с говорящим названием «Гитлер – злой рок Германии». Национал-социалистическая революция – ложная революция, а Гитлер обманщик немецкого пролетариата [8,41-45]. Основа власти Гитлера – демагогия, он не вождь, из рупора немецкого протеста, он превратился в рупор для буржуазии [8,60-66]. И вся его политика направлена не на свержение Версальской системы, а против советской России [8, 59].

Однако, с приходом к власти Гитлера, недовольство им как вождем осталось уделом нескольких философов старого поколения. Новое поколение немецких интеллектуалов радостно приветствовало Гитлера и восхищалось им как лидером. Здесь стоит особенно отметить Мартина Хайдеггера, одного из главных философов ХХ века, основоположника немецкого экзистенциализма и феноменологии.  Однако восхищение фюрером у Хайдеггера доходило до того, что в письме своему другу он писал: «Вы только посмотрите, какие у него чудесные руки!»  [5,114].

Конечно же, дело не ограничивалось одним эстетическим восхищением. Фюрер, по мнению философа, является крайним выражением подлинного существования германской нации, своей волей фюрер очищает немцев от мещанства, буржуазности и повседневности. Воля фюрера пробуждает в немецком народе «жертвенность и покорность» [2,308]. Каждый в государстве должен стать отображением воли фюрера и стать самим своего рода вождем на вверенном ему месте. В этом Хайдеггер следовал своим собственным представлениям, построив Фрайбургский университет, чьим ректором он был, в соответствии с фюрер-принципом [11,125-129].

Однако подлинным идеологом вождизма в Третьем рейхе стал другой философ и государственный, общественный деятель – Карл Шмитт. Если Мартин Хайдеггер пытался осмыслить образ вождя в философских, религиозных и отчасти эзотерических категориях, то Карл Шмитт дал вождизму юридическое и политическое обоснование. Шмитт, во многом, продолжил линию Макса Вебера, разрабатывая его теорию о харизматическом типе власти. В фюрере виделся прямой выразитель воли народа, вождизм был более точным механизмом, чем парламент.

Так, например, в своей красноречивой статье «Вождь защищает право» Шмитт пишет следующее: «Фюрер защищает право от самого негодного злоупотребления, когда в момент опасности он непосредственно создает право своей силой вождя как высшего судебного главы» [13,263]. По сути, вождь замыкает на себе все ветви власти и становится подлинным воплощением народной воли, потому что альтернативы нет. И в отсутствии альтернативы Шмитт видит положительный момент, ведь парламентская борьба только тормозила принятие важных для страны и нации решений [12,372-373]. 

Подводя итог, можно сказать, что идеологическую почву для вождизма в нацистской Германии подготовили мыслители консервативной революции, которые опирались, прежде всего, на монархическую традицию Пруссии и Германской империи. Созданные ими образы и смыслы были адаптированы национал-социализмом, но сама фигура Адольфа Гитлера в роли вождя многих философов старого поколения не устраивала. Попытки Гитлера переманить их на свою сторону не увенчались успехом, поэтому часть философов была уничтожена, а другая подверглась политической изоляции. Ставка была сделана на молодое поколение интеллектуалов, таких как Хайдеггер и Шмитт, которые успешно  отождествили образ идеального вождя с личностью Адольфа Гитлера.

• 2. СССР  

Вождизм сталинского типа, также как нацизм, сочетал в себе монархический и революционный элемент. Многие ждали от Сталина продолжение самодержавной традиции, многие в нем видели ее воплощение. «Большевистским царем», «красным монархом» называли Сталина деятели русской эмиграции. В бонапартизме обвиняли Сталина Троцкий и его последователи. Про самого Сталина  ходил анекдот о том, что тот якобы сказал: «России нужен царь. Не может она без царя».  И было бы неразумно отрицать наличие монархического элемента во власти советского вождя.

Но все-таки, вождизм сталинского типа выстраивался вокруг именно революционного элемента, оставляя за рамками монархические элементы. Подчеркивалась принципиальная новизна, уникальность и разрыв с опытом прошлого. И не стоило обращать особого внимания на то, что главные улицы городов, которые были Царскими, теперь превращались в Сталинские. В этом сталинский тип вождизма схож с нацистским, который выносил за рамки революционную составляющую. Монархический аспект власти Сталина как вождя рассматривался, в основном, в среде белой эмиграции и в работах Л.Д. Троцкого.

 Отношение к Сталину в 1920-е гг. в среде русской эмиграции было таким же, как к советской власти, в целом. Сталин был большевиком, захватившим власть при помощи переворота, и ведущий страну по гибельному для нее пути. Отношение начало меняться в связи с расколом внутри ВКП (б) на людей которые продолжали верить в мировую, перманентную революцию (их возглавил Троцкий), и на людей, которые выступали за социализм в отдельно взятой стране (выразителем этих интересов был Сталин). В Сталине начинают видеть русского национального вождя.

В эмигрантской прессе 1930-х гг. встречались рассуждения о Сталине как человеке, превращающем «социалистическое отечество в Россию, а социалистическое строительство в борьбу за русскую мощь» [9,96], или о том, что «Сталин, стремясь удержать в своих руках власть, стал открытым и вполне явным предателем и вредителем марксизма, искусно приспосабливаясь к требованиям нации и жизни. Из лидера компартии Сталин стремится стать народным, национальным вождем. Именно в этом сейчас весь смысл происходящего в России» [9,96]. В Сталине видели также вождя «новой аристократии»: «Начинает революцию чернь – в духовном и социальном смысле, а завершает же ее новая аристократия (у нас знатные люди). Вождем новой аристократии и является Сталин – государственник прежде всего. В этом основная его характеристика»  [9,102].

Парадоксально, но с белоэмигрантскими публицистами был согласен и Л.Д. Троцкий, только для него происходившее не было положительным процессом. Российские революционеры прекрасно знали историю Великой Французской революции, вдохновлялись ею и сравнивали себя с ней. И, конечно же, они помнили о крылатой фразе тех времен: «Революция пожирает своих детей». Любая революция заканчивается реакцией, так на смену Робеспьеру и Дантону, пришел Наполеон Бонапарт, который произвел переворот (Термидор) и  восстановил монархию.

Практически сразу после взятия власти большевики начали искать в своих рядах будущего «могильщика революции». Реставрация капитализма была более чем реальной, и эта угроза особенно волновала Л.Д. Троцкого. Чтобы избежать этого, революция должна была победить во всем мире и приобрести перманентный характер. Однако Троцкий проиграл во внутрипартийной борьбе и навсегда был выдворен из Советского Союза. Будучи марксистом, Троцкий не верил в то, что это победа исключительно Сталина. В Сталине он видел вождя и выразителя интересов нового класса эксплуататоров – бюрократии.

«Сталинский режим, который возвышается над политически атомизированным обществом, опирается на полицейский и офицерский корпус и не допускает над собою никакого контроля, представляет явную вариацию бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа. Цезаризм возник в условиях потрясаемого внутренней борьбой рабского общества. Бонапартизм есть одно из политических орудий капиталистического режима, в его критические периоды. Сталинизм есть разновидность той же системы, но на фундаменте рабочего государства, раздираемого антагонизмом между организованной и вооруженной советской аристократией и безоружными трудящимися массами»  [10, 230].

Таким образом, и правая и левая эмиграция видела в Сталине вождя нового типа аристократии, новой элиты. Сталин пересобрал советское государство, но на основании старых имперских принципов. Сталин, безусловно, вождь, более того, в отличие от Гитлера прекрасно подходящий для этой роли. Только правые эмигранты оценивают это положительно, видя в Сталине, прежде всего, русского национального вождя, то левые эмигранты (в основном троцкисты), относились к вождизму Сталина крайне негативно, видя в нем выражение интересов нового эксплуататорского класса.

И все же, это было заграничное восприятие сталинского вождизма. Внутри страны образ и смысл фигуры вождя выстраивался в соответствии с революционным нарративом. Б.И. Колоницкий в своем исследовании «“Товарищ Керенский”: антимонархическая революция и формирование культа “вождя народа”: март-июнь 1917 года» показывает, что такой нарратив стал складываться задолго до Февральской и Октябрьской революций. Он выражался в культе «мучеников за свободу», которые своим страданием заслуживали право на первенство [7,102-110]. Опять же опыт европейских, и прежде всего Великой Французской, революций с их представлениями о народных трибунах и революционных вождях [7,209-215, 323-335].

Но ключевым элементом образа революционного вождя становится армия и военное руководство [7,306-308].  Наличие боевого опыта было равносильно опыту революционной борьбы, и стало обязательным элементом культа вождя. Собственно, все эти элементы (опыт революционной борьбы, аналогии с европейским революционным движением прошлого, боевой опыт) были включены в сталинский вождизм [6, 214-215]. Однако, если бы Сталин ограничился только этими элементами, то он никогда бы не смог выделиться из общего ряда советских вождей, и не смог бы упразднить коллективное руководство, установив единоличную диктатуру.

Монополия на ленинское интеллектуальное наследие – вот, что позволило Сталину сформировать качественно иной образ вождя, отличный от обычного революционного или военного вождя. Это был тип вождя-теоретика. Сам Сталин не был великим социалистическим мыслителем, многие его работы по теории являются более или менее удачными компиляциями. Но самому Сталину и не нужно было быть великим теоретиком. Достаточно было создать образ верного хранителя и последователя Ленина. Во многом это было повторение старой религиозной схемы, когда определенные тексты объявлялись священными, и толковать их могли только посвященные. «Сталин – это Ленин сегодня!»  [4,380-393].

Отсюда огромная текстоцентричность вождизма сталинского типа. Сталин лично отслеживал литературный процесс в стране, вмешиваясь в судьбы писателей и поэтов. Помимо того, что он идеальный исполнитель воли Ленина, второй важной частью образа Сталина как вождя, было изображение его как преданного слуги рабочего народа. Во всех своих речах  Сталин подчеркивал свою подчиненность воле народных масс, что сам по себе он ничего не значит. Умаление своего значения как вождя  было во многом обманным, но эффективным приемом [4, 452-454].

  Подводя итог, можно сказать, что в вождизме сталинского типа также присутствовал монархический и революционный элемент, но в отличие от нацизма, упор был сделан исключительно на революционном элементе. Хотя, в 1940-е гг., когда стало понятно, что социалистические и интернациональные идеи не способствуют эффективной защите СССР от внешнего врага, монархический элемент был значительно усилен. Особенность сталинского вождизма в том, что вождь одновременно является хранителем священного знания и идеальным исполнителем народной воли. 

Список литературы

 1. Артамошин С.В. Консервативная революция в интеллектуальном пространстве Веймарской республики. СПб., 2018. 415 с.

2. Басов А. Интервью с Эммануэлем Файем // Хайдеггер, «Черные тетради» и Россия. М., 2018. С. 305-327.

3. Булгаков С.Н. Расизм и христианство // Христианство и еврейский вопрос. Париж., 1991. С. 12-46.

4. Вайскопф М. Я. Писатель Сталин: язык, приемы, сюжеты. М., 2020. 520 с.

5. Глухов А.А. Философская ясность: Хайдеггер равно Гитлер // Логос. Том 28#3, 2018. С. 91-120.

6. Дэвлин Дж. Миф о Сталине: развитие культа // Труды «Русской Антропологической школы». Вып. 6. М., 2009. С. 213-240.

7. Колоницкий Б.И. «Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирование культа “вождя народа”: март-июнь 1917 года. М., 2017. 520 с.

8.Никиш Э. Политические сочинения. СПб., 2011. 410 с.

9. Роговин В.З. Мировая революция и мировая война. М., 1998. 416 с.

9. Троцкий Л.Д. Преданная революция. М., 1990. 256 с.

10. Фай Э. Хайдеггер, введение нацизма в философию: на материале семинаров 1933-1935 гг. М., 2021. 696 с.

11. Филиппов А.Ф. Sociologia: наблюдения, опыты, перспективы. Т. 2. СПб., 2015. 468 с.

12. Шмитт К. Государство и политическая форма. М., 2010. 272 с.