Предпосылки формирования «конструктивной журналистики» в новостных медиа / Preconditions for the formation of constructive journalism in the news media

  В современном мире в большинстве журналистских текстов присутствует конфликт и негатив. Ежедневно аудитория СМК потребляет информацию о стрельбе, неравенстве, глобальном потеплении, войнах, распространении ядерного оружия и т.д.

Некоторые ученые объясняют обилие конфликта и негатива в новостных медиа естественными задачами журналиста и журналистики в целом. Кандидат филологических наук МГУ Лазутина Г. [3, 186] в качестве одной из ключевых задач журналиста рассматривает «разоблачение злоупотребления и проступков лиц, работающих во властных структурах общественного и частного сектора, добиваясь совершенствования системы общественного управления». Например, журналисты «Ленты.ру» [7] считают, что «в поисках правды каждый журналист может узнать о страшных вещах, связанных с влиятельными людьми, и настоящий журналист обязан сообщать о таких вещах читателям — это и есть наша работа», с чем сложно не согласиться.

В своей диссертации американский политический философ Карен Макинтайр [10, 30-34] в полной мере описывает традиционные цели журналистики. Они и объясняют, почему новости часто бывают негативными и основаны в основном на конфликтах. Среди этих целей — обязанность журналистов предупреждать общественность об угрозах.

Чарльз Банц [9, 106] в своей работе «News organizations: Conflict as a crafted cultural norm» описывает конфликт как нечто обыденное, ожидаемое и даже необходимое в работе журналиста. Медиатизация новостей зачастую происходит в конфликтном фрейме, что, по мнению Ч.Банца [9, 106], заставляет редакцию смотреть на окружающий их мир в таком же негативном ключе. Конфликт и негативность становятся еще одними новостными чертами — наряду с основополагающими понятностью, доступностью и актуальностью — которые выступают в качестве определяющих маркеров при идентификации заслуживающей внимания журналиста информации.

Хотя журналисты и вносят свой вклад в негативное искажение новости, они не являются единственной причиной массового распространения конфликтности в новостных материалах. В отличие от многих предшественников Марк Трасслер и Стюарт Сорока [17, 19] не стали заострять свое внимание на процессе создания новостных материалов и работе редакции в целом. Вместо этого они сконцентрировались на рассмотрении реципиентов СМК и обнаружили взаимосвязь между контентом, транслируемым определенными СМК, и запросом конкретной аудитории. В результате своего исследования М.Трасслер и С.Сорока пришли к выводу, что независимо от своих предпочтений, указанных в опросе, респонденты с большей вероятностью выберут негативный контент: 10,5% опрошенных выбрали новостные материалы с негативной окраской, 9,1% — с нейтральной, 8,5% — c позитивной.

Внедрение цифры в жизнь общества стало источником нового явления в развитии СМК – глобальной персонификации информации. Ведущие компании в условиях появления огромного количества отличающихся друг от друга цифровых платформ непрерывно производят новые каналы коммуникации. Доктор филологических наук Вера Богуславская [2] в своей работе, посвященной цифровой трансформации СМК, определяет, что «общение сегодня “навязывается” во всех возможных точках контакта – чтобы привлечь, заинтересовать и удержать потребителя, заставить его “включиться в сообщество” и не разрушить его доверие». СМК сегодня становятся не только источником информации, но и одним из ключевых факторов, формирующих стратегию мышления.

Основоположник позитивной психологии Мартин Селигман [4, 27] в своей работе «Как научиться оптимизму» называет наш век – веком депрессии: «Сегодня мы находимся в центре эпидемии депрессии, которая уносит посредством самоубийств не меньше жизней, чем эпидемия СПИДа», с чем сложно не согласиться. Основной причиной данного явления, по мнению М.Селигмана [4, 11], выступает феномен «выученной беспомощности» — вызванной якобы неустранимыми неприятностями пассивности.

СМК, транслируя реципиентам в основном негативные новостные материалы, заставляют их чувствовать себя беспомощными перед лицом никак не решаемых и повсеместных мировых катастроф, терактов, войн и кризисов. С точки зрения М. Селигмана, чувство беспомощности способно менять образ мышления и формирует пессимистичную триаду: устойчивость плохого (постоянность причин своих неприятностей), универсальная генерализация плохого (проецирование проблем в одной сфере жизни на другие) и внутренняя персонализация плохого (обвинение только себя в неудачах). Одним из результатов такой реальности становится усталость от сострадания или общество, «уставшее от неослабевающего освещения человеческой трагедии» [12].

Согласно концепции С.Хилгартнера и Ч.Л.Боска [6, 73-94] социальная проблема исследуется в качестве «предполагаемого условия или предполагаемой ситуации, на которое или которую “наклеивается ярлык” проблемы на аренах публичного дискурса и действия». В отличие от исторического подхода концепция арен делает акцент на конкуренции: «предполагается, что общественное внимание является дефицитным ресурсом, распределяемым посредством конкуренции в системе публичных арен», с чем, безусловно, можно согласиться. Проблему, с точки зрения С.Хилгартнера и Ч.Л.Боска [6], можно интерпретировать по-разному, а значит и реальность будет диктоваться исходя из выбранной интерпретации. «Вопрос о том, какая “реальность” доминирует в рамках публичного дискурса, имеет серьезное значение для будущего социальной проблемы, заинтересованных групп и политики».

Новизна требует сокращения повторяющихся и широко распространенных символов. Социальная проблема, которая постоянно эксплуатирует одни и те же символы, со временем оказывается под угрозой упадка. В этом случае функционеры вынуждены искать новые инструменты репрезентации драмы. При этом важно понимать, что снижение публичности проблемы не всегда является результатом ее решения. Это означает лишь то, что в силу ограниченной пропускной способности арен одна социальная проблема вытеснила другую – произошло насыщение: редакторы СМК решат, что публикаций по данной проблеме более чем достаточно. Например, проблема СПИДа в России не является сейчас темой всеобщего обсуждения и беспокойства, хотя ее актуальность все еще находится на высочайшем уровне: «Россия, по текущим оценкам ООН, занимает сегодня третье место в мире по числу новых заражений ВИЧ после двух африканских стран, Нигерии и ЮАР» [5].

Благодаря концепции «публичных арен» родилась теория «усталости сострадать» [12], разработанная американскими социологами К. Кинником, Д. Крэгманом и Г. Камероном. Предполагается, что каждый человек обладает определенным оптимальным уровнем эмпатии, находясь в рамках которого человек будет стремиться удовлетворить свое эмпатическое страдание через нацеленное на помощь поведение, а не посредствам уклонения. Если уровень эмпатии выходит за рамки оптимального, это может стать результатом поведения, нацеленного на избегание ситуации. В современном мире феномен «усталости сострадать» связывают чаще всего с чрезмерными новостными публикациями СМК о глобальных проблемах. Массовая медиатизация проблем часто происходит в драматичной форме с использованием личных историй жертв проблем, которые сопровождаются шокирующим видеорядом. «Насыщение информацией о социальных проблемах имеет предел, за которым эффект становится даже не нейтральным, а отрицательным, что вызывает эмоциональную перегрузку и изнеможение, а впоследствии — стратегии уклонения» [1, 41-52].

Большинство журналистов не осознают возможных негативных последствий своей деятельности. Доказательствами выступают исследования, проведенные Д.  Федоровой и И. Ясавеевым. В ходе их интервью журналисты казанских и республиканских телекомпаний и газет признавались: «Специфика нашей программы — слезы, кровь, трагедии, но мы знаем, что зрителю это нравится, люди смакуют сюжеты» [8, 55].

«В противовес ”выученной беспомощности” и ”усталости сострадать” возникает новая концепция — конструктивная журналистика» [9]. Шон Вуд, главный редактор первой газеты, специализирующейся на конструктивных материалах «Positive News», описывает подход конструктивной журналистики на TEDе [16] таким образом: «В журналистике возникает совершенно новая концепция, получившая название конструктивная журналистика или журналистика решений – она заключается в привнесении позитивных элементов в обычный материал, сохраняя при этом точность, правдивость, баланс сторон, где это необходимо, и критику, освещая новости в более позитивном ключе». Издание не столько медиатизирует проблемы, сколько нацелено на описание их решений.

Но важно понимать, что у многих редакций нет единого представления о том, чем же является «конструктивная журналистика». Поэтому академическому сообществу очень важно начать вести дискурс о новой концепции. В декабре 2015 года Школа журналистики при Университете прикладных наук Виндесхайма в Нидерландах включила конструктивную журналистику в свой учебный план. Более того, профессор журналистики Карен Макинтайр [13] в своей докторской диссертации, посвященной конструктивной журналистике и влиянию положительных эмоций и информации о решениях в новостях, сообщила, что многие журналисты из международных новостных изданий «The Guardian», «The Huffington Post», «Columbia Journalism Review» и «All Africa» обсуждают конструктивную журналистику на своих корпоративных собраниях. Но в силу того, что практикующие журналисты не используют единую терминологию, копцепцию «конструктивной журналистики» часто называют журналистикой решений, журналистикой влияния, контекстной журналистикой и др.

Стремясь объединить ключевые элементы конструктивной журналистики и сформулировать единую концепцию, Катрин Гилденстед немного меняет определение К. Макинтайр и определяет «конструктивную журналистику» как «новую форму журналистики, которая включает в себя использование методов позитивной психологии в новостных процессах, сохраняя при этом основные функции журналистики, для создания эффективного и объективного освещения событий» [11]. Целью и позитивной психологии, и конструктивной журналистики выступает улучшение индивидуального и общественного благосостояния через применение позитивной психологической практики в новостной работе.

Совершенно ясно, что новостная индустрия, и печатная, и телевизионная, борется с сокращающейся аудиторией и за рекламные прибыли [10]. Медиа-социолог Майкл Шудсон [15] подтвердил, что интерес людей к газетам, новостным журналам и программам на телевидении в настоящее время снижается. Одним из факторов данного снижения выступает публичное недовольство людей возросшим количеством негатива. Томас Паттерсон [14], профессор Гарвардского университета, в 2000 году провел национальный опрос, который был направлен на оценку привычек, интересов и предпочтений американцев, и обнаружил, что 84% респондентов считают новости депрессивными (в сравнении с 16%, которые воспринимают новости как нечто обнадеживающее), а 77%  — негативными (в сравнении с 23%, которые воспринимают новости как нечто позитивное).

Таким образом, сейчас мы являемся свидетелями таких глобальных процессов, как «уставшее от сострадания общество» и «выученная беспомощность», что приводит к снижению толерантности, доверия к другим людям, депрессии и беспомощности. Негатив в новостных материалах заставляет аудиторию чувствовать себя эмоционально менее стабильной и чаще опасаться потенциальных угроз по отношению к себе. Это ведет к желанию отказаться от нескончаемо продуцирующих конфликт и негатив в своих новостных материалах медиа, сокращая их вовлеченность, охват и посещаемость.